«Ты теперь достиг предела,
Стал большая очень знать.
И теперь ты можешь смело
Важный должность занимать».
Это я к тому, что получил я повышение, ибо дослужился до главного. Формальная градация такая. В нашей системе — предел, апогей, дальше некуда, дальше только вниз.
Но с этим мы маленько повременим.
Хотя, конечно, не отвертеться.
Когда-то я нарисовал последнюю картинку. Какое-то время спустя сложил последнюю песню. Будет и последняя статья, кто бы сомневался.
В одном моём стишке 85-го года была такая строфа:
Не вцепиться! Не коснуться!
Дни как листья с веток рвутся.
Опадает жизнь листвой,
Становясь чужой.
Доктор наук, главный научный сотрудник, лауреат Государственной премии РСФСР по кинематографии и премии правительства Санкт-Петербурга за выдающиеся научные достижения, член Союза Писателей СССР, счастливый обладатель скольких-то «Бронзовых улиток» и скольких-то «АБС-премий» Рыбаков... На самом деле вот он какой (см. фото).
Как году в 65-ом замахнулся в своей деревне, чтобы бросить копьё в цель — так в этой позе и простоял всю жизнь.
Наверное, потому, что, слишком рано начитавшись книжек про коммунизм, больше всего на свете боялся стать или хотя бы показаться эгоистом. И всегда было очень неловко настаивать на своём. И всегда очень стыдно, если это вдруг и впрямь удавалось. И слишком часто сначала делал то, что просят, а своё откладывал на потом. И было совестно не выполнять чужих просьб, и чувствовал себя виноватым, если не мог сделать то, чего от меня хотели. А когда желания разных людей вступали в конфликт, вёл себя как робот РБ-34 (Эрби) из рассказа «Лжец» сборника «Я, робот» — и до сих пор не могу себе этого простить, до сих пор душу рвёт, как раскалёнными щипцами, раскаянием и болью, и всё равно уже ничего не поправить. «Когда вопль утих, Эрби свалился на пол бесформенной кучей неподвижного металла».
В итоге в цель попасть так и не успел.
Теперь уж мне и не вспомнить, что она из себя представляет...
Где-то в старой фантастике, помню, в молодости меня потрясло рассуждение одного из персонажей: может, по призванью я — гениальный мастер по ремонту машин времени, но ведь пока машин времени нет, я и проявить себя толком не могу!
В 86-ом я написал другой стишок, процитирую его весь, он короткий:
Я слышу, как я умираю.
Как кровь течёт куда-то вбок.
Как плющит плечи потолок
И как нога скользит по краю.
И нет тепла, и нет простора.
Ещё не гроб, но как бы морг.
Я много бы, наверно, мог
Когда бы не чужая шпора.
Как рано, Господи, как рано,
Как не туда и как не так
Меня погнал ездок-дурак
И на прицел взяла охрана.
Всё, упал-отжался. Пошёл допивать коньяк.